Рассказывать о классических сказках Шарля Перро, с одной стороны, дело благодарное, ибо, думаю, не найдется человека, который в детстве не слышал бы их от родителей. Тому же, кто же поленился читать их сам, обязательно придется прочесть их уже своим детям. Вот только скорее всего это будет не столько "оригинальный" Перро, сколько адаптированные детские пересказы Т. Габбе, А. Любарской, Н. Касаткиной и др. То, что пересказы неизменно "облегчены" – избавлены от второстепенных деталей и лишены морали (рассчитанной на взрослых) – понятно. Ведь Перро и сам был своеобразным пересказчиком, поэтому его знаменитые сказки имели не только историю, но и довольно увлекательную предысторию. Также не стоит забывать, что одни и те же фольклорные сюжеты были "канонизированы" не только почтенным французом, но и не менее знаменитыми немецкими филологами – братьями Гримм, из-за чего порой возникает путаница. Судите сами…
Начнем с того, что "летаргическая" сказка названа у Перро несколько по-другому – "Красавица в спящем лесу" – что, согласитесь, точнее передает ее волшебную атмосферу. Во-вторых, большинство пересказов сказки обрывается на моменте пробуждения и свадьбе, в то время как в оригинале влюбленной паре предстоит еще нелегкое испытание в виде свекрови-людоедки, желающей закусить внучатами. Если же в сказке все заканчивается поцелуем – то у вас в руках вариант не Перро, а упомянутых братьев Гримм.
На этом различия между французским и немецким каноном не заканчиваются. Например, в версии Гримм после злополучного укола принцессы засыпают все жители королевства, в то время, как у Перро король и королева, как и положено ответственным царствующим особам, продолжают бодрствовать, хотя до пробуждения дочери, естественно, не доживают.
К тому же целью месье Шарля была своеобразная раскрутка фольклорных сюжетов в среде знати, поэтому он старательно очищал их от всего грубого и вульгарного, стилизовал под куртуазную литературу и наполнял приметами своего времени. Манеры героев, их одежда и трапезы превосходно отражали дворянство XVII века.
Так, в "Спящей красавице" людоедка требует подавать ей мясо детей неизменно "под соусом Роббер"; принц, разбудивший красавицу, замечает, что одета она старомодно ("воротник у нее стоячий"), а сама разбуженная обращается к принцу тоном томной капризной дамы ("Ах, это вы, принц? Вы заставили себя ждать").
Кстати, мало кто помнит, что принц у Перро отнюдь не бросился вульгарно целоваться. Обнаружив принцессу, он "приблизился к ней с трепетом и восхищением и опустился подле нее на колени". Да и после пробуждения наша героиня и ее галантный кавалер не делали ничего предосудительного, а четыре часа говорили о любви, пока не перебудили весь замок.
Чтобы ввести народные сказки в высший свет, мало было облагородить их стиль и антураж. Нужно было доказать, что фольклор несет в себе и нравоучительное начало, тот "добрым молодцам урок", про который писал Пушкин. И, хотя я не очень люблю прямолобое морализаторство, понятно, что подобный шаг для Перро необходим.
В результате, каждую сказку Перро, подобно басням, снабжал одной (а иногда и двумя) поэтическими моралями. Правда, эти морали обращены в основном к взрослым читателям – они изящны, игривы, а порой, как говорится, имеют "двойное дно".
"Я мог бы придать моим сказкам большую приятность, если бы позволил себе иные вольности, которыми их обычно оживляют; но желание понравиться читателям никогда не соблазняло меня настолько, чтобы я решился нарушить закон, который сам себе поставил – не писать ничего, что оскорбляло бы целомудрие или благопристойность".
(Ш. Перро)
В результате, каждую сказку Перро, подобно басням, снабжал одной (а иногда и двумя) поэтическими моралями. Правда, эти морали обращены в основном к взрослым читателям – они изящны, игривы, а порой, как говорится, имеют "двойное дно".
Даже там, где героине "Спящей красавицы" самим роком суждено уколоть руку веретеном, Перро не упускает случая пояснить, что это случилось и потому, что принцесса "отличалась… некоторым легкомыслием". А в заключительной морали осторожно критикует стремление дам побыстрее выскочить замуж:
"Немножко обождать,
чтоб подвернулся муж,
Красавец и богач к тому ж,
Вполне возможно и понятно.
Но сотню долгих лет,
в постели лежа, ждать
Для дам настолько неприятно,
Что ни одна не сможет спать…".
Сами же истоки сюжета "Спящей красавицы" теряются в глубинах Средневековья. Одна из древнейших обработок принадлежит итальянцу Джамбаттисте Базиле, опубликовавшем в 1636 году один из первых (хотя и не столь эпохальных, как "Сказки матушки Гусыни…") сборников сказок "Пентамерон" (видимо, как ответ знаменитому "Декамерону"). Стоит сказать, что этот вариант "Спящей красавицы" ныне звучит не менее скабрезно, нежели россказни Бокаччо. Героиню у Базиле зовут Талия.
Начинается сказка достаточно традиционно – со злого проклятия колдуньи и снотворного укола веретена. Правда, далее с принцессой особо не возятся, сажают ее на трон и помещают в заброшенную лесную избушку. Спустя время, как и положено, на избушку натыкается охотящийся чужеземный король, но обнаружив спящую красотку, он ведет себя совсем не куртуазно… По сути, он с точностью последовал известному пошловатому анекдоту ("– А с поцелуем торопиться не будем…"), то есть, попросту изнасиловал ничего не подозревающую принцессу (ах, извините, в сказке написано – "собрал плоды любви") и укатил восвояси. "Опыленная" красотка тихо забеременела и спустя положенный срок разродилась двойней. Волшебный "наркоз" оказался настолько силен, что она проснулась не от родов, а лишь тогда, когда малыш по ошибке начал сосать ее палец и отравленный кончик веретена выскочил. А тут и король решил вновь за "плодами любви" наведаться.
Увидев Талию с детьми, он наконец-то… влюбился, и стал проведывать их чаще. А так как наш герой был мужчиной женатым, его жена, заподозрив измену, поймала Талию с детьми и приказала из детишек котлетки мясные для муженька сделать, а любовницу в огонь бросить. Ясное дело, повар детишек пожалел, ягненка подсунул, а в итоге вместо Талии на медленном огне спалили злобную жену. Далее – полный катарсис и забавная мораль: "Некоторым всегда везет – даже когда они спят".
Думаю, теперь вам ясно, насколько "облагородил" сказку Шарль Перро. Образ вечно юной девы в летаргическом сне, ожидающей возлюбленного, оказался настолько привлекателен, что постоянно кочевал по литературе в разных обличьях. Достаточно вспомнить народную сказку "Белоснежка", "Спящую царевну" В. Жуковского, "Мертвую царевну и семь богатырей" А. Пушкина, песню группы НАУТИЛУС "Утро Полины" и многое-многое другое.
"Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном".
(А. Пушкин "Сказка о мертвой царевне…")
"…Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажжет в них свет, Утро Полины продолжается сто миллиардов лет… И все эти годы я слышу, как колышется грудь, И от ее дыханья в окнах запотело стекло, И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь – В ее хрустальной спальне постоянно светло…". (И. Кормильцев "Утро Полины")
"…И если мрак пещеры Сумел ты победить, Служенью КОРОЛЕВЕ Посвящаешь жизнь. Готов? – Не готов, вот видишь, Ведь мы не из тех времён К ней легче прийти, чем быть с ней, Наверно, такой закон.… Ну что ж, мечты высокие Оставим дуракам Пусть спит себе, спит красотка, Каких уже нет века. И всё же… в гробу хрустальном, На золотых цепях Лежит Королева тайны С рубином в волосах".
